Стелла Рок, старший научный сотрудник Университета Сассекса. «Следуя за крестом: путешествие с русскими паломниками»

"Верить – значит не замечать ни холода, ни голода, ни боли в ногах", - сказал мне один журналист из Самары, когда мы собирались на рассвете пройти 20 километров по уральскому лесу. Мы были в числе 30 000 паломников, собравшихся по случаю годовщины убийства Романовых. Паломники шли – поначалу почти бежали – без остановок почти пять часов кряду, отстояв длинную ночную литургию в екатеринбургском Храме на Крови. Вера в Бога делает лёгким то, что при обычных обстоятельствах показалось бы тяжелейшим трудом. Старики в тапках, увечные на костылях и в инвалидных колясках, молодые с детьми на руках и с тяжелыми иконами – все, кажется, забыли о мозолях, комарах и усталости, торопясь к шахте, в которую девяносто лет назад в июле были сброшены тела Николая II и членов его семьи.

Патриарх Алексий II недавно отметил удивительное возрождение традиции «крестного хода», когда верующие, взяв кресты и иконы, совершают многочасовые, многодневные, иногда даже многомесячные походы, чтобы поклониться русским святыням. Каждый год к крестному ходу в Екатеринбурге в память 17 июля присоединяется около 5 000 новых богомольцев, а в Кировской области каждый июнь тысячи паломников проходят 150 километров за шесть дней, поддерживая традицию, восходящую к XV веку. Кажется, Россия сейчас переживает возрождение не только паломничества, но и «экстремального паломничества», - назовем это так, сославшись на недавно снятый Би-Би-Си сериал, в котором англиканский викарий отправляется на поиски «просветления…, которого надо заслужить, претерпевая тяготы, лишения и боль».

Однако суть таких длительных шествий не сводится к боли и лишениям, хотя они могут быть побочными эффектами; совершение паломничества воспринимается не только как личное, но и как общее достояние. «Золотыми, сияющими нитками Крестных ходов мы шьем, подновляем духовное одеяние нашей Родины», - писал один из участников процессии в 2005 г., и многие поборники крестных ходов считают их средством воссоединения и очищения постсоветской России. Один священник XIX века называет такие шествия «бессмертной летописью», которая сохраняет память о важных событиях надежнее, чем «монументы из мрамора и металла». Сегодня многие паломничества играют подобную роль. Екатеринбургские паломники проходят путь, которым вошли в город Романовы, и в день казни идут по маршруту, по которому перевозили их тела.

Эти величественные общественные действа поражают воображение, но я могу засвидетельствовать и множество других, менее масштабных, подвигов стойкости, с которыми я столкнулась на пути из Екатеринбурга в большой женский монастырь в Дивеево через знаменитый монастырь св. Сергия Радонежского в Московской области. В обычную июльскую субботу в Троице-Сергиевой Лавре паломники по два с половиной часа проводят в очереди, чтобы почтить мощи св. Сергия. «Я каждый год прихожу сюда на его праздник, - сказала мне одна москвичка средних лет, - и каждый раз, когда мне трудно – физически или душевно». Женщина, стоявшая в очереди рядом с нами, приехала сюда из Воронежа впервые. «Он благословил нас на сражение с татаро-монголами, - говорит она, - поэтому он самый почитаемый русский святой». Возможно, она права: на определенном этапе св. Сергий лидировал в спорном конкурсе на звание «Имени России», хотя на момент написания этой статьи его значительно опережал св. Александр Невский, который возглавил столь же мифологизированную битву против западноевропейских войск.

Паломница из Воронежа вслух беспокоится о том, что ускоритель частиц ЦЕРНа приведет к апокалипсису. «Не нужно волноваться о таких вещах, - убеждает ее моя московская паломница, - просто поклонитесь его мощам – так хорошо станет».

По их совету я посетила святой источник под монастырскими стенами. Женщины всех возрастов собрались в очередь возле маленькой деревянной купальни; они уговаривали меня присоединиться к ним. Они приехали автобусом из Чернигова (Украина) и уже побывали в монастыре Оптиной Пустыни, знаменитой тем, что она воспламеняла воображение Достоевского, Толстого и других литературных светочей XIX века. Увидев шаткие деревянные ступеньки, ведущие в ледяную черную воду, я мысленно препоясываю чресла. Мысленно – потому что внутри крошечной баньки мне велели полностью раздеться. Одна женщина поинтересовалась, разрешается ли мне (неправославной христианке) совершать омовение, но власть была в руках большинства, и они, дав мне напутствие перекреститься и трижды окунуться с головой, пели, пока я спускалась по ступенькам. Когда я вынырнула, дрожа от шока, они разразились аплодисментами. Людмила, загорелая дочерна и наделенная отличным чувством юмора, звучно поцеловала меня и надела мне на шею частицу мощей св. Николая. Я почти обратилась – как они и предсказывали, - но, думаю, скорее благодаря их теплому отношению, нежели купанию.

Когда мы вытерлись, черниговцы жизнерадостно сообщили мне, что о ночлеге они заранее не договаривались, но монахи разрешили им спать в церкви, «под иконами». В следующий раз они остановятся в Муроме, потом в Дивеево, где их соотечественники-казаки будут нести караульную службу на празднике 1 августа. Мы расстались, пообещав поискать друг друга среди десяти тысяч паломников, которые соберутся в Дивеевском женском монастыре праздновать перенесение мощей преподобного Серафима.

Накануне праздника в честь Серафима я присоединилась к паломникам в поселке Ардатов Нижегородской области. Их ежегодный тридцатикилометровый крестный ход к дивеевской святыне начинается молебном в почти человеческое время - в 5 утра. В отличие от екатеринбургского шествия, число участников которого ежегодно возрастает примерно на 5 000 человек, это небольшое, в основном местного масштаба мероприятие, и число паломников за последние годы увеличилось ненамного. Как сказал мне один из местных, изменилось только то, что теперь к процессии присоединяются дети из расположенного неподалеку православного летнего лагеря. Мы шли за крестами и иконами прп. Серафима гораздо медленнее, чем во время екатеринбургского паломничества, и по дороге несколько раз останавливались отдохнуть.

Отдыхая около полудня под деревом, я разговорилась с двумя подругами из Владивостока. Они добирались до Дивеева самостоятельно, посещая по пути различные святыни Ленинградской, Московской и Екатеринбургской областей, а после Дивеево, прежде чем вернуться на Дальний Восток, планировали еще поехать в Киев. Я спросила их, зачем они предприняли такое грандиозное путешествие. Тамара, элегантная женщина лет пятидесяти с лишним на вид, на минуту задумалась. «Душа просит». Одна из ее спутниц, местная, предположила, что мысль отправиться в паломничество внушает нам Бог. «Не могу сказать, что Бог, - отвечает Тамара. – Могу только сказать, что это моя душа».

Люди делились со мной своей трапезой и увлеченно рассказывали мне, что – вопреки моим предположениям – и в советские времена они всегда могли исповедовать веру. «Конечно, сейчас проще ездить, - задумчиво сказала одна паломница, - и это всё прекрасно, но на самом деле мы больше потеряли, чем обрели, когда распался Советский Союз». Она чувствует, что сейчас стало меньше доброты, меньше ощущения общности.

Когда мы добрались до Дивеева, объединяющая природа паломничества стала заметна во всем. Я услышала, как одна паломница, записываясь на экскурсию к источнику Серафима Саровского для себя и двух своих друзей, объясняла: «Мы встретились в поезде. Мы совсем друг друга не знали, но все ехали из Москвы в одном вагоне. Вот видишь, как батюшка Серафим собирает нас воедино?» В 2002 г. монастырь организовал паломническую службу в помощь сотням тысяч людей, приведенных в Дивеево прп. Серафимом, мощи которого вернулись в монастырь в 1991 г., после того как они были обнаружены в Петербургском музее атеизма. Помимо организации проживания и экскурсий, в оживленные летние месяцы монастырь еще кормит по 3 000 человек в день. По особенно большим праздникам число посетителей может достигать и 10 000. У монастыря нет недостатка и в сановных посетителях: я заметила режиссера Никиту Михалкова, когда его торжественно препровождали в храм, а неделю спустя поклониться мощам Серафима приехала и первая леди Светлана Медведева. «У нас всё еще мало паломников из-за рубежа, - сказала монахиня из паломнического центра, - хотя в этом году к нам приехало семьдесят детей священников из Канады, США, Германии и Австрии».

Я присоединилась к экскурсии к Серафимову источнику, где большинство паломников окунались под открытым небом, а не в деревянных купальнях. По совету одной доброжелательной аспирантки из Москвы я купила себе в ближайшем ларьке хлопчатобумажную ночную рубашку. «Не стирайте и не гладьте ее, как окунетесь, - сказала продавщица, - и она сохранит целительные свойства». Она объяснила, что если носить омытую в источнике рубашку во время болезни, это снизит жар и поможет при любом недуге. Позднее мне сказали, чтобы я не принимала душ и не мыла голову хотя бы в течение суток, дабы сохранить благотворное действие омовения.

Количество церковных и коммерческих организаций, обслуживающих паломнические нужды, резко возросло, но при этом большинство людей, с которыми я разговаривала, путешествовали самостоятельно, с друзьями и семьями. Складывается впечатление, что паломнические правила передаются из уст в уста ничуть не меньше, чем они черпаются из указаний руководителя группы, старших или священников, хотя в большинстве святых мест выпускаются буклеты и создаются веб-страницы с руководствами по подобающему поведению. В Дивеево я увидела, как люди молятся и оставляют маленькие полоски бумаги на деревянном кресте над свежей могилой, и спросила двух женщин, которые писали на полосках, чья эта могила. «Мы сами ничего не знаем, - как бы оправдываясь, прошептала одна из них. – Мы просто делаем то, что все делают. Видимо, нужно написать свои желания и оставить их здесь».

В монастырском храме женщина-фотограф, с которой я ездила, сказала мне, что она видела, как монахиня надевает кому-то на голову «большую черную шапку». Мы решили выяснить это, но мой вопрос о шапке, кажется, привёл старшую монахиню в замешательство. «Вы имеете в виду вот это? Это чугунок, в котором прп. Серафим сушил свои сухарики. Станьте на колени». Мы послушно стали на колени, и она по очереди опустила его на наши головы так, что его края почти касались плеч. Когда сестра сняла его, я спросила, специальное ли это средство для избавления от головной боли. «Почему? Это для всего». Начали собираться паломники, и она исчезла в своем закутке, пряча котелок. «Нет, нет, это иностранные гости».

Дивеево наполнено удивительными чудесами. В тот вечер я гуляла вдоль Канавки Божьей Матери, где, говорят, сама Мария проходит по крайней мере раз в сутки. Паломники молятся, обходя эти символические укрепления, и, прочтя «Богородице Дево, радуйся» 150 раз, берут немного земли из специального ящика. Они забирают её домой вместе с водой из источника и «сухариками», которые монахини раздают посетителям, как это делал сам Серафим. Некоторые везут домой сувенирные камешки с изображением Серафима, и, размышляя о том, не потратить ли свои последние несколько рублей на такой камень, я разговорилась с одной паломницей из Москвы. «Мне 62 года, - сказала она, - но я всё еще очень хочу жить. Однажды я ездила на святое озеро – окунуться не могла, холодно было. Когда я шла вдоль берега, я задела ногой камешек. Заметила, подняла его – такой круглый и гладкий. Взяла его домой, и когда я плохо себя чувствую, я держу его в ладони, и он лечит меня от любой болезни. Всё от Бога, верно?»

Цитируется по: Shevzov V. Russian Orthodoxy on the Eve of the Revolution Oxford University Press, 2004. P. 147. (Вера Шевцова. Русское православие накануне революции).

Источник: polit.ru

Метки: за крестом | путешествие | русскими паломниками | сотрудник Университета | тяжелейшим трудом | убийства Романовых