Аркадий Малер. «Воля к маргинальности»

4 ноября 2007 года в Москве вот уже третий раз прошел “Русский марш”, предыстория которого хорошо известна всем, кто более-менее включен в проблемы “русского национального движения” – в самом широком значении этого понятия. Правда, если два года назад это было одно и достаточно большое шествие в самом центре Москвы на весьма длинной дистанции, от Тургеневской до Китай-города, а год назад его просто запретили и он распался на два отдельных марша – православный и “оранжистский”, то в этом году это уже три марша – православный, “в форме молитвенного стояния”, отдельно сугубо националистический и отдельно “бабуринский”, то есть сторонников снятого с предвыборной гонки “Народного Союза”.

При этом, два последних марша разрешили провести в весьма нелюдимом месте – вдоль по набережной Москвы-реки, от памятника грузинскому князю Багратиону до памятника украинскому националисту Тарасу Шевченко. Налицо полная маргинализация и распад некогда единого “марша”. Ведь если говорить даже о наиболее многочисленном среди других маршей на сей раз – марше националистов, то фактически он ничем не отличался от обыкновенного, ординарного шествия крайне-правых, которые время от времени проходят в любой западной стране, равно как и крайне-левых.

Будучи давней частью европейской цивилизации, Россия медленно, но верно становится национально-буржуазной республикой, где каждому кластеру найдется своя ниша – есть “гей-парад”, есть “марш несогласных”, есть “марш согласных”, а вот есть и “русский марш”. Присутствие же на этом марше американских и британских флажочков только завершало ожидаемую картину очередной вылазки whitepower.

Спрашивается только – зачем нужно было воспринимать это событие как проявление невероятной солидарности русских националистов и власти перед “оранжевой” угрозой, как политическую манифестацию национального духа в день всеобщего единения? Если все дело, оказывается, состоит лишь в том, чтобы лишний раз пройтись единым строем и выбросить руки в “римском приветствии” на радость либеральным журналистам?

Как и любое другое, «русское национальное движение» реально существует ровно столько, сколько в нашей стране появились какие-никакие, но все же политические свободы – то есть около пятнадцати-двадцати лет. И что конкретно за эти годы оно успело сделать? Это не праздный вопрос, это вопрос трагический.

Для меня подлинная идеология и реальная стратегия нашего националистического движения всегда была большой и безответной загадкой. Я десять лет волей-неволей общаюсь с этими людьми, наблюдаю за ними, участвую во многих совместных проектах, спорю и расхожусь, а потом вновь схожусь, но так и не могу ответить себе – что они на самом деле хотят и как они хотят этого добиться?

Для ответа на этот вопрос имеет смысл погрузиться в политическое сознание и подсознание радикального националиста, что мне, в общем не ново. Приведу простой пример: в 1997 году я состоял в одной радикальной условно-националистической партии, которая собиралась совершить революцию. На тот момент условия для насильственного или законного свержения власти казались не в пример более реальными, чем сегодня, но все равно нужно было продумывать конкретный план, а следовательно, и сроки его реализации, над чем многие откровенно посмеивались. Но уже в 1998 году мне стало ясно, что эта партия ни к какой власти реально не стремится, а ставит своей целью лишь пребывание в медийном пространстве в качестве постоянного символического раздражителя.

Я не хочу сказать, что само по себе такое медиа-существование плохо, быть может, это очень хорошо, но зачем тогда врать окружающим и самому себе, в первую очередь, что речь идет о “захвате власти”? Ведь этот самообман порождает все возможные проблемы, и в частности, то ощущение перманентной, нарастающей фрустрации, которое возникает у каждого рядового националиста от постоянной нереализованности своих надежд. В конце концов, в этом состоянии можно пребывать какое-то время, год, два, три, но ведь не всю жизнь, а годы идут, и страна меняется, и меняется сам русский национализм, и меняешься сам ты, а политическая установка остается все той же – провести “марш”, а там будет что будет, лишь бы резонанс был!

Уже в конце 1999 года, вместе с сильным поправением режима и появлением фигуры Владимира Путина в качестве преемника бывшего президента, стало во многом очевидно, что воспринимать отношения власти и оппозиции такими, какие они были до сих пор, просто невозможно, и все последующее десятилетие мы проживаем в совершенно иных условиях, когда все формы правой идеологии, включая национализм, обретают определенную легитимность, и поэтому вчерашние, сугубо “уличные” формы политического самопроявления оказываются совершенно недостаточными и просто неактуальными.

Более того, в 2000-е годы у русского национализма был реальный шанс получить легитимное политическое оформление, когда на выборах 2003 года в Государственную Думу прошел блок “Родина”, первая парламентская фракция, представляющая нормальный, не-красный патриотизм. Казалось, пробил час русского национализма и уже в следующем созыве Дума будет состоять из одних националистов. Но печальная история этой фракции известна – сначала взыграли бессмысленные амбиции всех ее лидеров, потом многие из них решили собезьянничать “оранжевую революцию”, чем просто похоронили весь проект, а когда опомнились, было уже поздно. И вот сегодня самой “правой” партией у нас будет “Единая Россия”, ибо той “Родины” больше нет.

Таким образом, русский национализм переживает сегодня не то что “системный”, а просто “природный”, органический кризис, какое-то катастрофическое падение на взлете. Почему так произошло? Почему если мы считаем (или хотим считать?), что националистическая реакция все более возрастает в русском обществе, то ее политическое воплощение столь ничтожно? Откуда эта зияющая диспропорция? Я вижу перед собой очередного “вождя” русской нации, призывающего меня идти на очередной “русский марш”. Мне хочется у него спросить – сколько лет ты вообще собираешься жить? Ну, в среднем мужчина в России живет до 60-ти. Я имею в виду хотя бы – активно живет. А “вождю”, предположим, уже сорок лет. Двадцать лет назад он свергал коммунистов. Потом антикоммунистов. Потом отмечал годовщину расстрела Верховного Совета. Потом сменил три-четыре партии. Потом была “Родина”. Потом боролся с “монетизацией льгот”. Потом готовил “оранжевую революцию” и одновременно боролся с ней. Сейчас он все силы бросает на новый “Русский марш”.

А дальше что? Где единство цели и средств? Где хоть какой бы то ни было план действия? А если и завтра ничего не изменится, то что делать потом? А если и через год, и через десять лет, и через двадцать? Он также будет звать меня на новый “марш”?

Я никогда не понимал этого мироощущения – абсолютно не чувствовать как меняется время и насколько сегодня неадекватно то, что было еще терпимо вчера. А ведь это политика, где ситуация меняется каждый день – это не философия, не литература, не искусство, где требуется созерцательность.

Так почему же они, эти вожди радикального русского национализма сегодня так неизбывно маргинальны? Можно привести довольно много разных ответов на этот вопрос, но в любом случае они касаются специфики самого националистического движения в России, все идеологи, лидеры и партийные воплощения коего хорошо известны. Мой ответ может показаться неожиданным, но он основан на опыте: дело в том, что реальные русские националисты вовсе не собираются приходить к какой-либо реальной власти. Большая Политика им просто неинтересна, им уютно в своей нише, им нравится их “русский марш”, и они никому не позволят лишить их этого мелкого счастья и требовать от них чего-то большего.

В значительной степени это касается и многих других представителей правой идеологии в России – консервативной, имперской, православной. Они живут в собственном мифологическом пространстве и к подлинной политической реальности они индифферентны. Основу их мифологии составляют три порочных идеологических установки, обосновывающих их мировоззрение, мироощущение и поведение – непреходящий зоологический этноцентризм, несгибаемая антигосударственная оппозиционность и совершенно провинциальная, эскапистская субкультурность.

Если хотя бы одно из этих трех начал удалить, перспективы русского национализма были бы куда более реальны. В итоге мы наблюдаем весьма уродливую ситуацию, когда реальные интересы реального русского народа подменяются бредовыми пожеланиями случайных проходимцев, для которых история Германии 1930-х годов интереснее истории современной им России.

Россия всегда была имперским образованием, и этническое самосознание русских всегда развивалось в прямой взаимосвязи с сознанием государственным, культурным, религиозным, оно не выделяло себя из этого общего “симфонического” целого. Этот тезис не имеет никакого отношения к утопическому интернационализму “евразийской” или “советской” мифологии, речь идет о реальных русских – белой европейской нации, какой она всегда была и какой она только и может быть.

Другой вопрос, что с общей секуляризацией русского общества в XXвеке и его либерализацией в XXI веке возможность низведения национального самосознания до уровня этнонационалистического вполне возможна, и именно на это стоит надеяться нашим наци, но пока этот процесс не столь очевиден.

Пока еще русский народ не чувствует себя на своей земле лишь частью населения, требующей себе какие-то “права” наподобие малых народов, и немногие сегодня готовы отказаться от кавказских и азиатских территорий России в обмен на “этническую чистоту” русских городов.

Более того, имперское, экспансионистское сознание сегодня куда более свойственно большинству русских, чем изоляционистское – память об Империи, как “белой”, так и “красной”, куда более реальна, чем “борьба с нелегальной иммиграцией”. Это – правда. Но нашим доморощенным наци все это неинтересно, ибо что может помешать их единственному желанию – выйти пару раз в году на улицу и прокричать “зиг хайль”?

Именно поэтому, кстати, невозможно призывать этих людей не портить своими выходками “правые марши”, ведь они приходят туда только за этим. Глупо звать в общую колонну “фашистскую” партию и просить ее не вести себя “по-фашистски”. Есть только один способ воздержаться от провокаций – не звать с собой провокаторов. Но если вы уж решили провести нацистский марш, то зачем тогда потом обижаться, если его называют “нацистским”? Сами себя-то хотя бы не обманывайте.

Из искусственного зоонационализма неизбежно следует конфликт с реальной, исторической русской нацией, ее историей и ее государством. Отсюда непреодолимая, извечно-оппозиционная установка в отношении любой возможной власти, коль скоро эта власть не “наша”. В перестроечные времена эти люди могли ссылаться на априорный тоталитаризм советской власти. В 90-е годы – на либеральный беспредел. Сегодня же они готовы воспринимать эту власть то как новое издание советизма, то как продолжение либерализма, главное – оправдать свою бездейственность, свое нежелание использовать предлагаемые условия.

Посудите сами – нынешние организаторы националистического марша отвергли покровительство партии “Народный Союз” Сергея Бабурина как слишком “системной” фигуры, но если даже эта, вполне умеренная партия не прошла в предвыборный список, то эти господа вообще на что рассчитывают? А им большего и не нужно, в следующей Думе их вообще никого не будет, а уж через следующий думский срок мы забудем их фамилии – свой шанс они пропустили, а там и новые имена появятся.

Поэтому же они так часто бегут от ответа на вопрос о том, что и как должны делать русские националисты после прихода к власти, ибо они совершенно не видят себя в этой ситуации, не говоря уже о том, что никакого единства в этом вопросе между русскими националистами никогда не было. Можно сказать, что они едины в желании раз в году проводить один марш, но они различны в представлении о том, куда он должен идти и откуда.

Именно поэтому нет ничего удивительного в том, что наши этнонационалисты два года назад влились в зыбкие ряды “оранжевой революции”, образовав такое явление как “национал-оранжизм”. При этом, они окончательно обнажили свою идеологическую сущность – ведь если еще совсем недавно идеи распада России по надуманным этнографическим границам даже в этой среде казались крамольными, сегодня же они там открыто обсуждаются и возможности интернета весьма этому способствуют.

Ну а что здесь удивляться – реальная Россия и реальный русский народ этим людям совершенно безразличны, они оппозиционны самой этой реальности, которую они теперь презрительно называют “ЭрЭфия” или “Россияния”. И поэтому их главное раздражение вызывает все то, что скрепляет эту реальность в единое целое, весь доминирующий дискурс русской цивилизации – православная основа, московское наследие, имперские традиции. Отсюда – их религиозные перверсии, от вымышленного язычества до откровенного сатанизма, антистоличный пафос, сепаратистские извращения.

Наконец, из этой непреодолимой оппозиционности следует третье начало – безвыходный и безотзывный эскапизм, глубоко провинциальное, обороняющееся и отсупающее сознание, порождающее тесную, душную, затхлую субкультуру измышленной “русскости”, имеющей к реальной России еще меньшее отношение, чем компьютерная игра по кинофильму “Волкодав” или “1612”.

Это может быть не эскапизм “старых правых” патриотов “опричного” толка, не способных войти в интернет и создать собственный сайт. В случае наших whitepower мы в основном имеем дело с относительно молодыми людьми, жертвами постперестроечного образования, а точнее его отсутствия, кругозор коих ничуть не отличается от их американских сверстников из какого-нибудь захолустного штата, не знающих где на карте мира находится Сибирь или Канада. Они могут не только входить в интернет, они даже могут создавать там общие комьюнити со своими заокеанскими единомышленниками, но они фатально ограничены своей примитивной идеологией и узостью духовных потребностей – кто сказал, что технический прогресс способствует интеллектуальному? Также как можно иметь политическую свободу, но не пользоваться ею, также можно жить в интернете, но заходить на сайты только своих знакомых.

Надуманный сепаратизм, это бегство от мира и бегство от свободы, порождает комплекс резервации у людей, совершенно в этом не нуждающихся. И моральное преступление наших несостоявшихся уличных “гитлеров” состоит в том, что они прививают этот комплекс ущербности многочисленным подросткам, отрывая их от великого наследия русской имперской культуры и загоняя их в узкие ряды своих “маршей” и застенки ближайших отделений милиции. Какой уж там “путь к власти” – тут бы вообще два шага пройти, и то подвиг.

Антихристианский и антигосударственный национализм ведущих лидеров сегодняшнего “Русского марша” (в собирательном значении этого термина) – это идеальный, поражающий “удар в спину” всему русскому национальному движению. Эти люди не только не способствуют легитимации русского национализма – они гробят его самим своим присутствием в политическом пространстве.

Их единственная политическая воля – воля к маргинальности – вот разгадка всех пороков нашей патриотической политики. Сама их идеология маргинальна в своей основе, само их движение маргинально по своей природе; им нравится быть маргиналами, они хотят быть маргиналами, они наслаждаются своей маргинальностью; они делают маргинальным все, к чему прикасаются, включая вас и ваше дело; и если такие люди вдруг почему-то оказываются у власти, они делают маргинальными свои страны и свои народы. Но только воля к маргинальности, обнаруженная в нас самих, может ослепить наше зрение и заглушить наш слух, и заставить нас влиться в нестройные ряды этого марша маргиналов.

Статья опубликована на портале "Русский Проект

Метки: бытие | воля | длинной дистанции | люди | маргинальности | Москвы | национального движения | правда | предыстория | русского