Наталья Волкова. «Мстислав Ростропович: об Архиепископе Пимене, вере в Бога, музыке и страдании»
— Мстислав Леопольдович, скажите, пожалуйста, на Вас как на музыканта каким образом повлияла дружба с Архиепископом Пименом? — Как повлияла? Вы знаете, в моей жизни очень многие люди сыграли очень большую роль. В том числе и те, кто был гениален в своей профессии, в своем служении. Для меня большая честь, большое счастье, милость Божия — общение с ними. И я считаю, что Владыка Пимен, безусловно, из числа этих людей. Но при этом он из тех, кто особенно сильно, особенно заметно повлиял на мою жизнь, на мой характер. С самого первого момента нашего знакомства. Знаете, что интересно? Я ведь очень много людей вижу рядом с собой, по всему миру разъезжаю. И иногда кто-нибудь, например, звонит по телефону. Спрашивает меня: "Слава? Ты?". Отвечаю: "Да, Слава. А это кто?".— "Это Коля. Помнишь меня?". А я и не знаю, из какой страны человек позвонил, и самого человека не помню. Но говорю: "Да, конечно помню". Ну, как не помнить? (смеется). Огромное количество людей мелькает в моей жизни. Но лишь некоторые со мной остаются. Вот Владыка Пимен — из тех, кто остался в моей жизни. С того момента, как я его увидел, а это было в Троице-Сергиевой Лавре, он вошел в мою душу, в мое сердце. И сейчас его нет уже в этом мире, нет рядом, но в моем сердце он всегда. — Мстислав Леопольдович, а не могли бы Вы рассказать о подробностях знакомства с Владыкой? Как и где вы с нимпознакомились? — Познакомились мы в Лавре, он был там наместником, вы знаете… В каком году — уже не помню. Думаю, где-то в конце 50-х годов. Началось все с того, что ко мне в Москву приехал погостить Бенджамен Бриттен. Это один из самых великих композиторов прошлого, XX, века. Мы с ним очень дружили. А когда меня изгнали из Советского Союза, мы с ним еще больше сблизились… И вот, он приехал ко мне в Москву. Я решил показать ему самую большую святыню России, сердце России и повез его в Троице-Сергиеву Лавру. Когда мы там все осмотрели, нам сказали, что меня и моего друга хочет видеть наместник. Мы зашли в его кабинет. И как только мы вошли, он вдруг достал откуда-то пластинку с музыкой Бенджамена Бриттена, протянул ее композитору и попросил дать автограф. Я просто обалдел! Это и было первое мгновение нашей дружбы… После этого мы с ним много раз виделись в Москве… Я приезжал к нему… И потом, конечно, когда Владыку убрали из Лавры, то есть это он сам так считал, что — убрали. Просил никому не говорить об этом, но я все-таки скажу. Перед архиерейской хиротонией он произнес: "Ты знаешь, меня решили повысить для того, чтобы убрать отсюда. На слишком хорошую ногу я здесь поставил образование". И переехал в Саратов. И тогда я с ним встречался. Он приезжал в Москву, я приезжал сюда. Дружба наша была очень сильна… Когда через 17 лет изгнания, в 1990 году, с Вашингтонским симфоническим оркестром после гастролей в Японии я смог, наконец, по приглашению Горбачева вернуться в Москву, то среди встречавших нас в аэропорту людей я увидел знакомое лицо и бороду! Я был так счастлив! Потом поехал сразу на Новодевичье кладбище — почтить память тех, кто не дождался меня, кто умер, когда меня не было. Это Дмитрий Дмитриевич Шостакович, умерший в 1975, на следующий год после того, как меня выгнали, Давид Федорович Ойстрах, мой большой друг, с которым мы часто выступали, Святослав Трофимович Рихтер… Я приложился к их надгробиям и поехал к себе. Первый вечер на родине я не очень хорошо уже помню, но не забыл — Владыка Пимен был рядом со мной. — Владыка в своем дневнике, опубликованном в книге "Всегда с Богом", написал, что однажды, вернувшись в Саратов из какой-то очередной поездки по епархии, он от сторожа узнал, что в гараже его кто-то ждет. Это были Вы. Сидели в гараже, держали в руках маленький магнитофон и дирижировали пальцами… — Помню, помню, да… Учил какую-то партитуру (смеется)… — И начались восклицания, вопросы… разговоры. Радость… А в целом, каким образом складывалось ваше общение с Владыкой? — Во-первых, знаменательным событием стало наше с Галей, моей женой, венчание. Мы приехали в Саратов с ней, потому что очень хотели, чтобы наш брак был освящен Богом. И Владыка Пимен обвенчал нас в доме на Первомайской, в том самом, который я посетил. Во-вторых, он крестил на моей даче в Жуковке моего крестника — внука академика Далижаля, автора, если можно так сказать, всех атомных котлов. У него было пять орденов Ленина… Другими словами, Владыка был… участником религиозной стороны моей жизни… Влиял на меня как духовный наставник. — Мстислав Леопольдович, хотя уже прошло много лет, не могли бы Вы вспомнить самые яркие моменты вашего общения с Владыкой? Самые запомнившиеся? — Вы знаете, всегда, когда мы с ним встречались, это был радостный момент, незабываемый, яркий… — Вы часто виделись? — Нет. Довольно редко. Все-таки — редко (задумчиво)… В Москве, во время его визитов — чаще, конечно, чем здесь, когда я приезжал сюда до изгнания… Вот вы спрашивали о ярких моментах нашего общения… Понимаете, я помню, что говорил мне Дмитрий Дмитриевич Шостакович в то время, когда я был его студентом, когда наши разговоры касались профессии. Воспоминания об учебе, о рабочем процессе — это одно, а то, что связано с дружбой — это совсем другое, я не могу вспомнить что-то конкретное… Потому что каждая встреча с Владыкой Пименом была для меня весьма и весьма важной. — В годы изгнания вас с Владыкой связывала переписка. Или уже нет? — Нет. Я ему, конечно, не писал. Потому что не хотел ему неприятностей… Я не писал никому из близких друзей. Врагам мог бы написать, но и им не писал… (смеется). — Мстислав Леопольдович, я где-то слышала, что у музыкантов люди, события, книги, в общем, что-то знаковое ассоциируются с мелодией. А Владыка Пимен ассоциировался у Вас с какой-нибудь мелодией? — Мелодия может ассоциироваться только с определенным моментом из жизни человека, его настроением. Один человек имеет в себе много томов мелодий. Прилепить какую-то одну к нему невозможно, всего человека нельзя охарактеризовать одной музыкальной темой. Когда Владыке было грустно — это одна мелодия, когда весело — другая. И все время — разные, разные. Ведь музыка отражает весь спектр человеческих настроений… — Мстислав Леопольдович, как Вы совмещаете занятия музыкой и веру в Бога? Как Вы решили для себя проблему сочетания музыки и христианства? — Я вам скажу одну страшную, может быть, вещь: музыка и христианство — это одно и то же. Да, одно и то же. Музыка — нематериальна. Музыка к человеку — приходит… И такой человек — гений. Его Господь создал для того, чтобы он страдал. А страдание делает человека красивым, сильным и невредимым для зла… Каждого гения при жизни ругают. Только сейчас, в старости, стало для меня ясно — почему. Гения могут ругать, справедливо порой, потому что его не понимают. Это удел всех больших людей, им очень трудно жить и творить. Мы настолько ниже их по интеллекту, таланту, интуиции, что действительно их можем не понимать. А потом… Сейчас уже никто не ругает Бетховена, правда? И Моцарта, и Пикассо, и Дали… А ведь они тоже страдали от непонимания… Мне посчастливилось быть рядом с Шостаковичем и Прокофьевым с самой юности. И они мне очень доверяли, сердцем чувствовали… Милость Господня — общение с ними… Никогда их не предавал, никогда… До определенного момента карьера моя складывалась блестяще. В 18 лет я получил первую премию на Всесоюзном конкурсе. И было потом много первых, призовых мест на разных конкурсах… А когда в 1948 началась травля Дмитрия Дмитриевича и Сергея Сергеевича, все думали, что я приму сторону тех, кто ее начал. Тогда я уже два года занимался в классе у Шостаковича и не мог не то что поносить его, а… еще больше с ним и Прокофьевым сблизился. И был вместе с ними. И появилась в "Советской культуре" статья "В московской консерватории". Целый абзац мне был посвящен (смеется): "Духом наплевизма на запрос широких масс трудящихся проникнута деятельность талантливого аспиранта московской консерватории Мстислава Ростроповича. На предложение ему, чтобы он полетел в Вену и дал концерт для нашей армии, он сказал, что не будет давать концерт, потому что наши солдаты ничего не понимают в музыке". А я никогда этого приглашения не получал… После этого был митинг в Большом зале консерватории — против моих учителей. Там все говорили примерно следующее: "Наше правительство открыло нам уши! Теперь мы понимаем, что раньше ошибочно принимали Шостаковича и Прокофьева за индивидуальностей. Они антинародные композиторы, которых надо запретить". Я тоже сидел в зале, и меня просили выступить. Я этого не сделал. И никогда в жизни, ни единым словом себе не изменил… — Что связывает Вас с Саратовом, только знакомство с Владыкой? — Здесь живет моя племянница. У нее и останавливался часто, когда приезжал к Владыке Пимену. Сейчас уже моя племянница — бабушка. Я для ее внучки — прапрадедушка (смеется). И сейчас я приехал сюда после очень большого перерыва… — Сколько Вы не были в нашем городе? — С момента возвращения в Россию. Я очень люблю Саратов, очень. С большим удовольствием вчера встретился с молодыми талантливыми ребятами в консерватории. У них — большой потенциал. — Мстислав Леопольдович, во время изгнания, будучи за границей, посещали ли Вы храмы, удавалось ли вам это? — Конечно! Конечно! Я даже купил дом себе рядом с русским монастырем в Джорданвилле, под Нью-Йорком. Был очень близок к нему, любил там молиться. И помогал тоже. В этой обители была построена колокольня, так самый большой колокол для нее — мой подарок… Дарил и колокола для православного храма в Вашингтоне — всего четыре. На каждом из них заказал выбить фамилии композиторов, которые умерли на чужбине. Это Гречанинов, Рахманинов, Стравинский, Шаляпин… Звонят сейчас эти колокола… — Скажите, пожалуйста, чем отличается жизнь верующих русских за границей и верующих людей у нас в стране? — Могу только сказать, что за границей у людей больше времени для того, чтобы отдаться религиозному чувству. Я не говорю об эмигрантах с католическим вероисповеданием… Русских там объединяет все-таки Православная Церковь. И часто знакомые друг другу русские встречаются не только в храме, но и приходят друг к другу в гости. Там Церковь имеет в жизни людей очень большое влияние, большое значение. Например, есть в Америке одна община русская… Там люди даже свой храм выстроили. Все живут в большом поместье, где есть много домов. Клан такой, не знаю, как правильно сказать… А когда я начал работать в Америке в 70-х годах, стал как раз дирижером Вашингтонского симфонического оркестра, вокруг меня стали группироваться русские, с которыми я впоследствии очень подружился. Все священнослужители тамошних православных храмов стали моими большими друзьями… Думаю, во всех случаях там, за рубежом, жизнь сама по себе для русских более… плавная, чем здесь, в России. Там они уверены в завтрашнем дне настолько, насколько может быть уверен христианин. А у нас в стране ведь мы все время боимся: я получаю зарплату, работаю вроде бы хорошо, но вот начальник на тебя вдруг разозлился и выгнал с работы… Ты потерял все. Понимаете? Такого в Америке или в какой-нибудь другой стране я не замечал… — А можно ли сейчас определенно сказать — прихожанином какого храма Вы являетесь? — У меня очень напряженный график, посещаю храмы только в тех городах, где это удается сделать. Только так… Но всегда со мной мой молитвенник и любимые иконы… Однажды, в конце Великого поста, специально подстроил так, чтобы мой концерт в Чикаго состоялся до Пасхи. И на Пасху поехал в городок, который находится примерно за час-полтора от Чикаго. Здесь огромная церковь православная… В этом году Воскресение Христово встречал в Нью-Йорке, в церкви на 96-й стрит. Был там вместе с сыном Игоря Сикорского, изобретателя первых самолетов "Илья Муромец", "Русский витязь"… Знаете, я ведь и самого Игоря застал живым. Он был очень верующий человек… — Расскажите… — Когда мы с Игорем виделись, ему было уже очень много лет. Он жил в трех часах езды на автомобиле от Нью-Йорка. У него в самой большой комнате стояли самовары, а по всему дому были развешано огромное количество икон. Я его спросил: "Игорь, скажите мне, пожалуйста, зачем Вам столько икон? Вы верующий человек?". Он ответил: "Я очень верующий человек — меня Господь спас". И он мне рассказал такую историю. Когда он должен был испытывать первый самолет, сделанный по его чертежам, было лето. Но на пути к взлетному полю вдруг из ниоткуда появилось дерево. С него по спирали падал желтый осенний лист. Игорь воспринял это как предупреждение и не полетел. А взлета первого самолета ждало около 4 тысяч человек. Затем изобретатель изменил хвостовой механизм, испытал самолет и благополучно приземлился. За границей Игорь Сикорский открыл свою небольшую фабрику самолетов и однажды показал чертежи того самого, первого самолета, на котором не полетел, талантливым авиаинженерам. Они ответили, что взлететь тот самолет смог бы, а вот приземлиться — нет. С тех пор у Игоря в доме было много икон, он уверовал в Господа Бога, Который уберег его от смерти. Он мне лично рассказал эту историю. — Дни памяти Архиепископа Пимена, которые открылись Вашим визитом, в Саратове проходят уже в третий раз. Как Вы думаете, для современного общества в массе своей, то есть не для церковной и не для светской интеллигенции, останется ли актуальным наследие Владыки, память о нем? Как, на Ваш взгляд, нужно ее, эту память, возрождать? — Знаете, я считаю, что это обязанность тех, кто был рядом с Владыкой Пименом при его жизни на этом свете, тех, на кого его личность, его служение очень сильно повлияли. Пока мы живы, мы должны возрождать и поддерживать память о нем. При этом, я думаю, нельзя требовать от кого-то, от молодежи, например, непременно знать, кто такой Архиепископ Пимен и чем он прекрасен и знаменит. Мы можем только рассказывать об этом человеке, мы можем его большую любовь к людям передавать молодому поколению — через себя. Именно при помощи подобных Дней памяти. Это замечательная идея, очень благородное дело. И я уверен, это-то и повлияет на все общество в целом и на молодежь, конечно. Понимаете, сейчас молодое поколение находится в состоянии становления. У молодежи настолько изменилось существование на этой планете, что диву даешься! Когда я был молод, мы все учили наизусть: стихотворения, цитаты, учили много, потому что это нас обогащало — внутренне. А современной молодежи это не нужно, потому что сейчас существуют компьютеры, Интернет. Они нажимают на кнопку и получают все, что хочешь. Мы же должны были самостоятельно искать ответы на все вопросы, а у них, у нынешних, все оптом… Темп жизни у молодых людей очень изменился. Поэтому они не очень-то ходят на концерты серьезной, глубокой музыки. Она их отвлекает (смеется), у них телефоны все время звонят… Они даже в концертном зале их не выключают, хотя висит при входе предупреждение: "Выключайте мобильные телефоны"… Именно им, молодым, мы и должны рассказывать о том, кто был Владыка Пимен, какой он был, как он помогал всем окружающим жить, обогащал духовно. Именно молодым мы должны рассказывать и показывать пример того, как люди, не имеющие денег, мобильных телефонов, комфорта в жизни, всегда благодарили Бога за все, что у них есть, и за то, чего у них не было и нет. Очень важно молодежи этому учиться, я думаю. — А как Вы думаете, создание Историко-художественного музея Саратовской епархии будет востребовано молодым поколением? — Ну, во-первых, я знаю, уверен, что музей должен быть. Да. Обязательно. Но понимаете, в чем дело… Это я отвечаю на Ваш вопрос… Будет или нет музей востребован молодым поколением… У каждого человека — своя жизнь. Я не могу отвечать за всю молодежь. Представьте, заканчивает молодой человек консерваторию… И, допустим, он должен выучить при этом… пять сонат Бетховена. Думаю, что этот студент вообще никуда не пойдет и ничем не будет интересоваться. Он будет и ночь и день учить пять сонат. А потом Господь пошлет ему испытания в жизни. И пройдя через них, этот молодой человек обязательно придет… И в музей, и прежде всего в Церковь. Все будет зависеть от того, как сложится судьба каждого представителя сегодняшнего молодого поколения. — Мстислав Леопольдович, а каким бы Вы хотели видеть епархиальный музей? Понятно, что дом на Первомайской был таким же многогранным, как и личность Архиепископа Пимена… — Конечно, здесь должна быть восстановлена домовая церковь, где нас с Галей Владыка венчал. Нужно, чтобы в этом доме собирались люди, чтобы дом не превратился в музей как мертвое хранилище никому не интересных старых вещей, чтобы он был нужен людям… Обязательно там должна звучать музыка… И еще… Если у вас есть в записи какая-нибудь из проповедей Владыки, то, думаю, его голос там должен звучать, голос хозяина… Источник: http://orthodoxy.eparhia-saratov.ru Метки: Владыка Пимен | домовой церкви | Епископа Саратовского | известный музыкант | мастер-класс | молился | Ростропович 25 апреля 2008
Новости в хронологическом порядке:
4 комментария
Leave a comment
|
